Duolingo из Якутска и модные показы, рядом — акция «Дарим русское слово»

7 июня 2024 года Верховный суд России признал экстремистским «антироссийское сепаратистское движение». Статья за призывы к «нарушению территориальной целостности» страны появилась в Уголовном кодексе еще в 2014 году, и по ней в основном преследовали активистов из Крыма. Но теперь под действие антиэкстремистского законодательства могут попасть даже те, кто занимается, например, популяризацией национальных культур.

В тот же день, 7 июня, корреспондент «Реплики» Матвей Нольперт посетил «Фестиваль национальных литератур народов России» («НацЛитФест», 6–9 июня). Он прошел на Красной площади при поддержке Министерства цифрового развития. Значит, государство все-таки разрешает и даже поощряет национальный активизм? Разбираемся в репортаже.

18 июня мы изменили заголовок и подзаголовок материала. Если вы перепечатываете текст, просим использовать актуальную версию.

«“Красная площадь” — это всегда праздник», — говорит на камеру организаторка «НацЛитФеста» после дискуссии под названием «Этноблогеры на национальных языках». Для промо-ролика она просит всех участников рассказать, как на их языках звучит слово «праздник».

Первым отвечает тувинский певец, который в феврале опубликовал VK ролик с призывом приходить на президентские выборы. Рядом с ним блогерки из Дагестана, Республик Алтай и Саха. Корреспондент «Реплики» пытается поговорить с Лилией Бэчигэн, соавторкой приложения «Сахалыы» для изучения саха языка. В это время мужчина с бейджиком на шее делает с Бэчигэн селфи — без разрешения. Все участники дискуссии одеты в традиционные национальные костюмы, организаторы напоследок тоже фотографируют их, выстроив на фоне храма Василия Блаженного.

«НацЛитФест» — часть книжной ярмарки «Красная площадь». На стендах представлены книги из разных республик: Чечня, Башкортостан, Алтай. Рядом — Рязань и Вологда. Некоторые участники привезли издания на национальных языках, некоторые из них с подстрочными переводами на русский.

7 июня большая часть сессий «НацЛитФеста» проходит в одном из шатров под названием «Регионы России и Республика Беларусь». По одну сторону от него — ГУМ, по другую — мавзолей Ленина. Во время многих дискуссий зал не заполнен и наполовину. Посетители проходят мимо и направляются ко многочисленным стендам с новинками от известных издательств вроде «Эксмо» или Ad Marginem. Они рассказывают, что о фестивале национальных литератур не слышали. За весь день, проведенный на Красной площади, корреспондент «Реплики» не заметил ни указателей, ни стендов с подписями, ни символики, которая используется на официальном сайте «НацЛитФеста».

Лилия Бэчигэн говорит корреспонденту «Реплики», что организаторы фестиваля не просили ее надевать на сессию национальный костюм — это был личный выбор. Но именно интервью с «этноблогерами» организаторы выложили не на страницу «НацЛитФеста» с 500 подписчиками, а в паблик фестиваля «Красная площадь», где их больше 10 тысяч. Пост о национальных активистах там соседствует с отчетом с церемонии награждения премии имени «военкора» Владлена Татарского (Максима Фомина) и презентации книги Захара Прилепина.

Бэчигэн ведет блог, посвященный танцам, на русском — для привлечения аудитории и популяризации культуры саха. Но саха язык активистка считает своим, хотя выучила его уже в сознательном возрасте. Бэчигэн рассказывает, что при создании приложения «Сахалыы» она и ее муж, активист и актер Ньургун Бэчигэн Миитэрэй уола, ориентировались на Duolingo и Lingualeo.

В Саха, как и во всей России, изучение национальных языка и литературы в школе перестало быть обязательным в 2018 году. Хотя Бэчигэн считает, что это плохо, в разговоре с корреспондентом «Реплики» она избегает ответа на вопрос об оценке национальной политики государства.

— Все-таки школа придерживается федеральных стандартов, республика обязана этому подчиняться. Поэтому мы действуем через внеучебную деятельность. [...] У нас при этом есть региональный [теле]канал, который полностью вещает на якутском языке. Качество и стандарты языка там постоянно повышаются. Раньше, например, было не так: русского языка было больше, в том числе в СМИ. А сейчас и газеты возрождаются на родном языке, — говорит она.

Бэчигэн рассказывает, что во многих школах Республики Саха по инициативе родителей национальный язык все-таки преподают. Однако уточняет, что многие семьи отдают предпочтение увеличению часов на подготовку к ЕГЭ. По ее наблюдениям, саха язык изучают только в тех школах, где установлена шестидневная учебная неделя. В 2023 году в Якутске планировали набрать 190 первых классов, из них в 23 будут изучать национальный язык как самостоятельный предмет.

Поправки «Об изучении родных языков» на «НацЛитФесте» упоминают почти на каждой сессии. После их принятия в 2018 году государственные языки республик исключили из обязательной региональной школьной программы. Кажется, что это самый острый вопрос для языковых активистов. Но в то же время — единственный острый вопрос, который рискуют поднять спикеры и модераторы. Причем сами участники не рассуждают о причинах, по которым появились поправки: создается впечатление, будто изменение произошло само по себе, а не стало следствием политических решений и дискуссий.

На сайте фестиваля указано, что за период с начала 20-го века пятнадцать национальных языков были «признаны заснувшими или исчезнувшими». Рядом, для поддержания оптимистического тона, приведены и другие цифры: на территории России живет более 190 народов, а живых языков сохранилось немногим меньше — 155.

Данных о том, сколько людей владеет этими языками в 2024 году, организаторы не предоставляют. Но во время сессий называют некоторые цифры.

«Сейчас у нас прошла перепись населения, ее результаты плачевны. У нас, насколько я помню, всего 20% населения или еще меньше говорит на карельском», — рассказывает Анна Тишкина, журналистка телеканала ГТРК Карелия на сессии «Как создаются теленовости на национальных языках, и о чем они?». Три раза в неделю на канале выходит авторская передача на карельском «Свой взгляд», два раза в неделю — получасовой новостной блок Viestit-Karjala, где транслируют репортажи на трех национальных языках: карельском, финском и вепсском. Ни один из них не имеет статуса государственного в республике.

Встречу модерирует Даниял Исакаев, языковой активист из Дагестана, и начинает с шутки.

— Я уже дней пять пытаюсь выговорить название ГТРК, — говорит он с улыбкой, подразумевая название новостного блока Viestit-Karjala. Тишкина объясняет, как правильно, но шутку не комментирует.

7 июня в шатре, где проходит основная часть программы «НацЛитФеста», одна за другой проходят двенадцать сессий. На каждую выделяют сорок пять минут, при этом в большинстве участвует сразу несколько спикеров. Шатер открытый: по соседству дети читают стихи, а позади, на главной сцене, играет музыка. Раз в час к общему шуму добавляется звон колокола на Спасской башне.

И все же на фоне сумбурности заметно, что проблемы сохранения национального языка по-настоящему волнуют посетителей, которые пришли именно на «НацЛитФест». «Основа любой нации — ее язык. Если нет языка, то нет и нации», — говорит корреспонденту «Реплики» Мадина. Она переехала в Москву из Кабардино-Балкарии и пришла на презентацию книги «Iуащхьэмахуэ, Махуэгъэпс» («Придет и мой махо») кабардинской писательницы и поэтессы Зарины Кануковой. Согласно описанию на сайте, это роман «о важных исторических событиях» прошлого века, написанный в жанре магического реализма. Для Мадины русский — второй язык: она выучила его в школе. Ее дочь, напротив, сначала заговорила на русском, но Мадина старается научить ее кабардинскому. По словам Мадины, кабардинцы считают, что язык передается вместе с матерью.

Татарский активист Радиф Кашапов в разговоре с корреспондентом «Реплики» называет «НацЛитФест» и другие похожие события «сладкой пилюлей». Национальную политику российской власти он характеризует как «популизм». На сессии, посвященной комиксам на родных языках, активист говорит, что татарский герой не обязан носить национальный костюм. Главное, чтобы он говорил на родном языке. Кашапов — муж Регины Гаязовой, авторки комикс-проекта «Татарские женщины», который на татарском и русском рассказывает истории четырех женщин, «изменивших мир к лучшему».

Одна из самых популярных сессий на фестивале называется «Этнотенденции и этнодизайнеры в пространстве современной моды». Шатер заполнен, мест не хватает. Дизайнерки из Башкортостана, Удмуртии и Бурятии рассказывают, как переосмысляют традиционные народные костюмы. После показа бурятской коллекции, напоминающей образы из «Звездных войн», повторяется та же сцена, что и с этноблогерами. Организаторы выставки увлекают моделей за шатер, чтобы сфотографировать их рядом с мавзолеем на фоне храма.

«Я на съезд удмуртский [удмуртских активистов] приезжаю и думаю: в чем смысл? На фуршете поболтали, пообнимались и разошлись», — рассказывает корреспонденту «Реплики» дизайнерка Дарали Лели. Она считает, что национальная политика в России непоследовательна, а вместо существующих проектов и грантов необходима системная поддержка. Но объясняет, почему участвует в «НацЛитФесте» и похожих госпроектах: «Единственный смысл таких слетов — вдохновение от того, что ты со своими коллегами и единомышленниками обсуждаешь проблемы, которые вас волнуют. Потом, может быть, из этих встреч родятся новые проекты».

Дарали утверждает, что современные удмурты «обрусевают», то есть теряют родной язык и национальную идентичность особенно быстро — даже на фоне других коренных народов. На фестивале «Красная площадь» одновременно с разговорами о сохранении национальных языков проходит акция «Дарим русское слово». Она ограничена небольшим стендом, на прилавке которого разложены учебники русского языка и литературы. Книги выдают бесплатно, взамен просят только подписаться на одну из социальных сетей одноименного издательства «Русское слово».

В шатре «История Отечества», тем временем, обсуждают неонацизм в Украине и «грехопадение украинских учебников». Спикер утверждает, что со второй половины 1990-х годов авторы последних искажают историю страны и ее отношения с Россией. В другом шатре обсуждают Гоголя, лекторка демонстрирует слушателям слайд «Гоголь и Малороссия». На стенде лежит фотоальбом «Хроника событий и судьбы ДНР», на одной из фотографий люди держат российский флаг с подписью «Донбасс с Россией». Девушка за прилавком предлагает корреспонденту «Реплики» взять календарик с акварельным рисунком с видом на набережную в Донецке. По словам девушки, библиотека, в которой она работает, приезжает на этот фестиваль уже второй год.

Но «Красная площадь» устроена так, что разные миры на ней не смешиваются. Мир языковых активистов и представителей коренных народов, заинтересованных в сохранении своего языка, существует замкнуто — по крайней мере, на таких событиях, как «НацЛитФест».

«Реплика» связалась с «Объединенным гуманитарным издательством», соорганизатором фестиваля. Мы получили ответы на заданные вопросы после публикации материала. Однако позже организаторы отозвали комментарий с сообщением о том, что дали неверную информацию, а верную предоставлять отказываются. Наконец, 17 июня Анна Мурасова, куратор «НацЛитФеста», дала согласие на публикацию — с сокращениями в ответе на первый вопрос.

Расскажите, пожалуйста, почему ваше издательство заинтересовано в поддержке литератур народов России.

Мы проводим ежегодный Фестиваль национальных литератур с 2017 года. Он проходил не только в Москве, но и в Казани, Нижнем Новгороде и Новосибирске. Должны были провести в Петербурге, но все отменилось из-за коронавируса. За эти годы вокруг издательства собралось сообщество не только литераторов, но и языковых активистов, всех, кто связан с сохранением языков. 

Сейчас для нас это, пожалуй, самый любимый и дорогой проект. Прозвучит пафосно, но это правда проект «по любви». Помимо фестиваля мы ежегодно проводим деловые мероприятия для авторов, резиденции для переводчиков с национальных языков.

При этом мы понимаем, что фестиваль не может решить проблемы сохранения языков, которые существуют сегодня в нашей стране. Мы считаем, что делаем его в основном для участников, давая им возможность пообщаться, обменяться идеями и контактами.

Почему вы решили проводить фестиваль в рамках фестиваля «Красная площадь»? Мы заметили, что на самой Красной площади не было ни символики, ни рекламы. Почему так получилось?

Это решение Министерства цифрового развития, которое также является организатором «Красной площади». У нас тут не совсем очевидный статус: мы вроде делаем свой фестиваль национальных литератур, но с другой стороны, делаем его как одну из тематических программ фестиваля «Красная площадь».

В этом есть плюсы. Первый и самый очевидный в том, что на большом общероссийском литературном фестивале представлены российские не-русскоязычные авторы и что мы можем на мероприятиях такого масштаба говорить о проблемах сохранения языкового и культурного разнообразия.

Но есть и минусы. Наша программа немного теряется в общей программе «Красной площади». Так как мы тематическая программа этого фестиваля, мы работаем в рамках их брендбука. Все площадки оформлены в стилистике Красной площади», и монтировать туда что-то, что содержало бы нашу символику, невозможно.

Мне как куратору фестиваля скорее нравится идея проводить мероприятия на всех площадках «Красной площади». Боюсь, что если бы у нас был свой тематический шатер, могло бы возникнуть впечатление, что национальные литературы запрятали и что они не являются частью российской литературы, что в корне неверно. А так получается, что национальные языки и литературы являются составной частью российского литературного процесса. Но вот с оформлением — да, это тот вопрос, который мы пока не придумали, как решить.

Министерство цифрового развития поддерживает «НацЛитФест». На каких условиях они согласились поддерживать событие и предъявляли ли какие-то требования к организаторам?

Минцифры (экс-Роспечать) поддержало проект и включило его в государственную программу «Реализация государственной национальной политики». Мы согласуем программу мероприятий фестиваля заранее, но никогда не получали фидбек с требованиями, например, внести правки в программу. Бывают только просьбы добавить какое-то мероприятие. Например, в этом году нас попросили принять участие в Пушкинском дне и организовать чтения переводов Пушкина на национальные языки.

Мы признательны кураторам из Минцифры за то, что они позволяют работать так, как нам кажется правильным: расширяя повестку, затрагивая темы, которые на первый взгляд далеки от литературы.

Какие исторические, политические или культурные процессы, на ваш взгляд, привели к тому, что часть языков коренных народов России находится на грани исчезновения?

Во-первых, это общемировая тенденция — глобализация культуры.

Во-вторых, история нашей страны — это череда исторических катаклизмов. В условиях социально-политических потрясений, когда у людей есть задача просто выжить, первыми утрачиваются культурные практики, материальная культура, вслед — этническая идентичность и язык. Большое чудо, что некоторые народы, которые пережили жуткие исторические события, сохранили культуру и язык. Это относится к тем народам, которые пережили геноцид в процессе завоевания территорий Российской Империей, и к тем, кто прошел через этнические депортации советского периода.

Советский период оказал колоссальное влияние на национальные культуры. Они были советизированы, часто искусственно изменены до неузнаваемости. При этом национальных авторов, например, поддерживали гораздо больше, чем сейчас: их переводили, издавали приличными тиражами. Советская школа перевода национальных литератур — то, благодаря чему хоть что-то сохранилось, хотя к ней много вопросов с точки зрения техники перевода и взаимодействия автора и переводчика.

Сегодня языки недостаточно интегрированы в систему дошкольного и школьного образования и совсем не интегрированы в систему образования высшего. В семье у родителей недостаточно мотивации разговаривать с ребенком на родном, потому что не все родители считают это важным: ребенок пойдет в высшее учебное заведение, там ему будет нужен русский язык. Языки не интегрированы в бытовую жизнь, вся бытовая коммуникация (магазины, поликлиники, госучреждения) ведется на русском.

Сейчас в некоторых национальных регионах мы видим позитивную тенденцию. Появляется все больше вывесок на национальных языках, в некоторых кафе можно встретить меню на национальных языках. Это важно, этого пока мало, но тенденция есть.

Есть еще одна позитивная тенденция среди людей 25–30 лет: они становятся родителями, и у них даже вопроса не встает о том, на каком языке разговаривать со своими детьми — на родном. При этом дети живут в двуязычной среде и растут билингвами. Это пока маленькая и призрачная тенденция, но уже заметная.

В день фестиваля Верховный суд признал «Антироссийское сепаратистское движение» экстремистским. Опасались ли вы, что это может повлиять на фестиваль?

Мы с большой печалью наблюдали за этой ситуацией. Безусловно, это внушает нам опасения. Уже несколько лет мы видим, как этно- и языковые активисты подвергаются давлению. Мы часто сталкиваемся с ситуацией, когда люди отказываются участвовать в фестивале, опасаясь публичных выступлений или объясняя отказ так: «У вас могут быть из-за меня проблемы».

У нас нет уверенности в том, что те, кто будет принимать решения, осознает разницу между сепаратизмом и этноактивизмом, а разница колоссальна. Как и пространство интерпретаций термина «сепаратистское движение»: при желании можно кого угодно записать в активные участники несуществующего движения.

Конечно, решение суда повлияет и на состав участников фестиваля в будущем. Но гораздо сильнее мы переживаем не за это, а за активистов, которые теперь в большей опасности из-за своей деятельности.